БАЛЛАДА О ПАРТИЗАНСКОМ РАЗВЕДЧИКЕ

Надо правдиво признать: поднявшиеся в Крымские горы осенью 1941 года более 3 тысяч мирных жителей далеко не все стали отважными партизанами. Были среди них и люди со слабым здоровьем, и женщины, и старики, и даже дети. Кто выжил в условиях голодной зимы и весны 1942 года — осенью были отправлены самолётами на Большую землю или направлены в степные районы на подпольную работу. А в лесу осталось несколько сотен самых стойких, самых боеспособных партизан. Собственно, эти люди и есть костяк партизанского движения в Крыму — бесстрашные и бесконечно преданные Родине.

Среди легендарных имён крымских партизан я не раз встречал имя разведчика Михаила Рогова. В условиях полной блокады леса, когда наши войска оставили Керченский полуостров и Севастополь, в горах была сформирована первая диверсионная группа из самых отважных партизан. Рогов входил в эту группу. Уже в ноябре 1942 года эта группа пустила под откос немецкий состав с техникой и живой силой на границе Сейтлерского (Нижнегорского) и Ичкинского (Советского) районов. Об этой диверсионной операции сообщалось даже в сводке Совинформбюро. Михаил Степанович Рогов одним из первых среди крымских партизан был награждён Орденом «Красного Знамени». К сожалению, спустя два месяца после награждения он погиб — в январе 1943 года в возрасте 35 лет…

Михаил Рогов — наш земляк. В селе Коренном, в Буревестнике живут люди, которые хорошо помнят его и говорят о нём, как будто видели его вчера. Но они плохо представляют, чем занимался их легендарный земляк. А ведь он ходил по земле, как по лезвию бритвы. Поэтому приведу описание лишь одного диверсионного рейда, которое содержится в книге Николая Лугового «Страда партизанская».

«…Каждый из минёров нёс на себе немалую ношу: четыре килограмма тола, автомат с двумя дисками, две гранаты и пистолет с запасом патронов, две фляги с водой. От горы Яман-Таш до горы Средней — 35 километров, в Азаматский лес — 15 километров, на железную дорогу — ещё 30 километров. Всего восемьдесят, если по прямой, но разве по прямой могли они идти? В горно-лесной местности много раз взбирались на горные перевалы, как в лесу, так и в степи обходили вражеские заставы и гарнизоны. Словом, шагать ребятам пришлось не менее ста - ста двадцати километров к цели и столько же обратно. С таки грузом! Все безлесые районы проходили только в ночное время. Днём же сидели, лежали, зарывшись по шею в землю, лежали в столь жуткую непогодь, промокая и промерзая до костей. Весь рейд — игра со смертью, с вражескими охранниками, стерегущими каждое село, каждую дорогу и тропку… Минирование (в нервной обстановке, в темноте ночи) — ещё раз игра со смертью. Для нанесения наибольшего ущерба вражескому эшелону надо взорвать его на крутом повороте дороги, или на спуске, или на мосту. После катастрофы обширная зона вокруг него буквально заполнена вражескими войсками: одни ликвидируют последствия катастрофы, другие рыщут по степи в поисках диверсантов. И чтобы не попасть на этой днёвке в беду, партизанам пришлось ещё раз напрягать все силы, прибегать к тончайшей народной смекалке, проявлять железную выдержку: найти самое хитрое, самое продолжительное место укрытия, весь день пролежать в слякоти, в промокшей одежде, под въедливым холоднючим дождём, к тому крайнее нервное перенапряжение.

Минёры ведь заранее знали, что их будут искать! И теперь, услышав шумы бешеных тревог, доносившиеся из округи: из полустанков Ички и Сейтлер, из Желябовки и Грамматиково, из целого ряда других сёл, откуда на поиски диверсантов брошены не только войска, но и гражданское население — тысячи поисковиков, способных вытоптать каждый метр степи, — знать всё это, слышать, порой даже видеть невообразимый размах карательной акции, и лежать в немудрёном, явно примитивном тайничке, собрав в тугой узел нервы, когда смерть в зверином образе фашиста подступает совсем близко, когда кажется, что это конец…».

Мне удалось восстановить устное описание членов этой диверсионной группы одним из наших земляков, который в то время проживал в Сеткене (Буревестнике). «Они пришли в наш дом ночью, пятеро партизан. Все обвешанные оружием и гранатами, все в ремнях, в подсумках с патронами — крепкие такие хлопцы, — рассказывал уже после войны на бригадном наряде Борис Шелудько. — Среди них был и наш участковый Мишка Рогов. Он попросил провести его к дому своего родственника, а жене приказал не выходить из дома. Они обсушились отдохнули, а потом пошли обратно в горы». Этот рассказ из уст в уста передала мне двоюродная племянница Михаила Рогова — Валентина Ильинична Ковальчук (Татарникова). Она была на волоске от смерти, когда фашисты узнали, что в её доме ночевали партизаны. Но об этом я расскажу попозже.

А сейчас вернёмся к тем трагическим событиям, которые разыгрались в ночь возвращения партизан в свой отряд (по воспоминаниям Николая Лугового). «Оказалось, что главное испытание ещё впереди: лес и горы встретили лютым морозом, прямо-таки сибирским бураном, и едва присевшие путники с ужасом почувствовали, каким ледяным панцирем обжигают их тела мокрые одежды… Единственное, чем можно бороться с холодной смертью — это движение. Так и не отдохнув, они зашагали вглубь заснеженного леса, в горы. Крайняя усталость связывала по рукам и ногам. А шагать надо. И партизаны шли, превозмогая усталость, следя друг за другом, помогая один другому, шли всё труднее, всё медленнее.

И тут Чернышенко свалился с ног, растянулся на снегу. Лёг и Пантелеев… «Всё! — с ужасом подумал Лещенко (командир группы – авт.). — Не дотянуть до лагеря. «Встать! Встать, говорю!». Лежащие не шевельнулись… Дмитрия Пантелеева подняли на ноги Шаров и Рогов. Поднятые, будто проснувшись, вяло зашагали, но, не сделав и десятка шагов — свалились опять. «Сигнал! Сигнал! — напряженно искал решение Лещенко. Он поднял дуло автомата вверх и выстрелил. «Рогов! Шаров! — прокричал он, перекрывая свистопляску бурана. — Вы в силах ещё… идите в лагерь! Скажите там!». «А вас, что? Бросить?», — запротестовал Рогов. «Идите, говорю, это приказ, я не дам им замерзнуть… растормошу…».

Рогов и Шаров дошли-таки до расположения отряда и привели подмогу. Двое спасателей взяли под руки и повели Пантелеева. Другая пара взяла Григория Чернышенко. Лещенко же остался… Он не встал, как обещал. Не пошёл… Все свои силы командир отдал делу спасения соратников… Когда новая четвёрка спасателей увидела Петра, сидящего с двумя автоматами наизготовку, оказалось, что он не узнает их. «Не под… хо…ди! Партизаны… живьём… не сдаются!». Они обошли его сзади. Силой вырвали из окоченевших рук оружие. Взяли под руки и повели, потащили… Потом они положили Петра на плащ-палатку поволокли Петра вверх. Времени на это ушло довольно много — минут сорок пять. Всё это время Петр уже не двигался, и когда его, наконец, принесли в лагерь, он уже не дышал. Врачи бросились спасать замёрзшего — более двух часов бились за его жизнь, но смерть не отступила… Лещенко умер. Замерз. Погиб буквально у порога лагеря».

Таковы были реальные будни партизанских диверсантов. Но Рогов выжил, окреп, и уже 24 января 1943 года вновь отправился на опасное боевое задание. Луговой пишет: «Вчера отправили Михаила Рогова и Дмитрия Пантелеева в степной рейд. Пошли они к «Владимиру» (Дьяченко Ивану Сергеевичу – секретарю Сейтлерского подпольного райкома партии). Мы обнялись по партизански крепко, до хруста в суставах, тепло распрощались. Ушли два уполномоченных подпольного обкома партии. Боевые коммунисты, опытные партизаны, не раз уже ходившие к «Владимиру». И на этот раз пусть сопутствует вам успех». Но в конце страницы автор книги делает сноску: «К великому огорчению, доброе это пожелание не сбылось: из рейда Рогов и Пантелеев не вернулись».

Я попытался выяснить, что же произошло с группой Рогова в январе 1943 года. Сделать это было непросто, поскольку во время оккупации фашисты и полицаи устроили настоящую охоту за диверсионной группой, арестовали и поместили в тюрьму гестапо всех в округе, кто носил фамилию Роговы. Лишь одной женщине, которую тоже схватили полицаи, удалось спастись. И я нашёл её дочь, и она рассказала о той трагедии, которая произошла зимой 1943 года.

«Мне тогда было 8 лет, я хорошо помню, как маму, и нас, троих детей, погрузили полицаи на подводу и повезли в Сейтлер. Там, в бывшем универмаге уже находились все наши родственники. Маму и нас спасла случайность. Кто-то подсказал маме, Марии Ивановне Роговой, чтобы она пошла к главному гестаповцу и узнала, за что её арестовали. А когда фашист спросил, как её фамилия, она ответила — Татаренко, скрыв девичью фамилию. «Дети есть?», — поинтересовался немец. «Трое», — для убедительности мама загнула три пальца. Наутро всех нас построили, вышел тот самый немец, начал читать список арестованных. И когда прочитал фамилию «Татарниковы» — показал на ворота: «Домой». Так мы спаслись, а остальных Роговых отправили в концлагерь под Симферополь, где многие сгинули».

Так что, Роговых в Коренном я не нашёл, но там живёт единственный в районе человек, который видел партизанского разведчика незадолго до его гибели. Вот как это было.

«В годы оккупации в округе расплодилось немало зайцев, и мы, подростки, ходили в степь ставить на них петли. Однажды, проходя мимо речки Салгир, я увидел незнакомых людей с оружием. Сперва я подумал, что это полицаи. Но когда приблизился, узнал Михаила Рогова, нашего участкового. Он подозвал меня, и попросил не возвращаться в деревню до вечера. Видимо, он боялся, что я расскажу о встрече с партизанами родителям и друзьям. А ведь село маленькое — шила в мешке не утаишь. Я ставил петли до вечера, пошёл домой и ничего никому не сказал. Но уже весной я нашёл в крутом берегу речки пещеру. Там стояла банка с фитилём и на земле валялся примятый курай. Видимо, здесь и прятались партизаны днём, а ночью проводили диверсии на железной дороге», — рассказал старожил Коренного Александр Николаевич Цыганков. Он же рассказал мне, что немцы расстреляли колхозных активистов Ивана Степановича Рогова и Якова Федосеевича Гавриша. Возможно, за связь с партизанами. Обелиск над могилой этих коренновцев стоит на местном кладбище.

А как погиб легендарный разведчик и диверсант Михаил Рогов? В семье Татарниковых (Роговых) из поколение в поколение передаётся следующая история. Однажды в полеводческую бригаду Буревестника приехал председатель Михаил Иванович Пузакин, бывший комиссар Сейтлерского отряда. И спрашивает бригадира Андрея Якубова: «Нет ли у вас хорошей поварихи варить еду для комбайнёров МТС?». «Есть, Екатерина Рогова и её дочка Мария». Пузакин посмотрел внимательно на женщин и спросил: «А кем вам доводится Михаил Рогов?». «Это мой двоюродный брат», — ответила Мария. И тогда Пузакин рассказал, как погиб разведчик.

«Разведгруппа шла на Красногвардейск, где проходила железная дорога. На днёвку спрятались в густом курае, невдалеке от села. И тут появилась старушка, которая стала собирать курай для печки. Разведчики спросили, нет ли в селе немцев? «Нет, нет», — ответила она, взвалила вязанку на спину и ушла. Но через час из села показались мотоциклисты, окружили ложбину и подпалили курай. Завязался бой, в котором погибли партизаны, в том числе и Рогов. Возможно, это легенда, а может быть суровая правда.

Но высоко в горах на Верхнем Кокасане (по дороге на Приветное) есть обелиск, на котором высечены имена партизан, погибших за Родину. Среди многих имён есть надпись «Рогов М. С.». Нет никакого сомнения, что речь идёт о нашем земляке Михаиле Степановиче Рогове, разведчике и диверсанте, кавалере Ордена «Красного Знамени». К сожалению, его фотографии мне не удалось найти. Но, может быть, у кого-то она всё же сохранилась — прошу сообщить в редакцию.

Олег ТИМШИН, заслуженный журналист Республики Крым.